Полина
– Ты сегодня норм? – Захар на меня смотрит с водительского сиденья.
Я разглаживаю ладонями юбку на коленях, отвечая на его вопрос.
– Да. У меня пересып, – говорю ему тихо.
– Это вместо недосыпа? – хмыкает.
– Ага. Как недосып, только наоборот.
– Можем сегодня это исправить, – его ладонь ложится на мое голое колено. – Можешь у меня сегодня остаться. Я тебе спать не дам…
Его ладонь теплая. Прикосновение тоже. Знакомое, приятное, обычное. Он сто раз так делал, и я оставалась у него на ночь. И много раз отвечала отказом на его предложение переехать к нему насовсем. Жить вместе в его квартире. Там столько места, что можно было бы завести собаку или двух. Сам Захар не собак хочет, а детей. Он хочет большую семью, это то, чего не скрывает. Такой у него взгляд на жизнь, так хочет ее строить, а я не знаю, чего хочу, и раз за разом ему отказываю. Не в детях, про это мы даже близко не говорили, а в том, чтобы жить вместе. Он не настаивал, мы меньше года вместе. Девять месяцев, если точнее, и больше всего на свете я боюсь… случайно забеременеть.
Боюсь лишиться глотка свободы, которую дает мне наше раздельное проживание.
Захар никогда на мою личную свободу не покушался, но вокруг меня все равно будто выстраиваются рамки из разных ограничений по мере того, как наши отношения становятся серьезнее.
Чем глубже я вхожу в его семью, тем сильнее они вторгаются в мою собственную жизнь, и я борюсь с этим, как могу…
– Мне завтра вставать в семь утра, – говорю, чувствуя облегчение оттого, что это действительно так. – У меня… запись к гинекологу…
– Жаль.
Последние два дня я избегала своего парня, придумывая кучу причин, по которым мы не можем встретиться. И виной всему моя ненормальная голова, в которой будто щепка застряла!
Именно в этом и есть преимущество нашего раздельного с Захаром проживания. В том, что у меня есть личное пространство на тот случай, если оно вдруг мне понадобится.
Захар делает дозвон на телефоне, и ворота в доме его родителей разъезжаются, пропуская его спортивную «ауди» внутрь, во двор. Там уже припаркована машина его брата. И младшего, Олега, и старшего Максима. Собираться на ужины у них семейная традиция, особенно когда Максим в городе.
Захар достает с заднего сиденья машины букет роз, который мы купили по дороге. Это для его матери. В доме пахнет едой, его мать сама готовит и давно пытается приобщить меня к этому своему увлечению. Полное отсутствие у меня тяги к кулинарии ее не смущает, а я не стала приобщаться даже из уважения. Даже из уважения я не могу проглотить все содержимое своей тарелки, гоняя по ней обжаренный шампиньон.
У них прекрасная веранда во дворе. Сейчас, когда солнце садится, здесь нежарко, даже свежо, потому что за забором у них лес, и от него веет той самой свежестью.
Отец Захара крупный бизнесмен в городе, и он гораздо моложе моего папы. Мужчины обсуждают дела, поэтому я в разговоре совсем не участвую. Отсутствие ко мне внимания сегодня радует, как никогда в жизни, я вообще предпочла бы остаться дома, но на этот ужин меня пригласили официально, и отказываться было бы грубостью.
– Полина, – голос главы семейства Токаревых заставляет меня поднять голову. – Как дела у твоего отца?
Смотрит на меня через стол с дружелюбным вниманием.
– Он страдает от жары, – отвечаю. – Лето не его время, если бы мог, жил бы в горах, где снег круглый год.
– Да, – замечает мама Захара. – Возраст такая штука. Ему ведь сколько, напомни?
– Пятьдесят пять… – опускаю глаза на свою тарелку.
– Вот поэтому детей лучше заводить пораньше, – рассуждает она. – Чтобы потом с внуками было не так тяжело возиться.
– Наверное… – отвечаю, терзая шампиньон.
– Я рассчитываю хоть от одного из своих детей дождаться внуков.
– Дождешься, – хмыкает Захар.
– Полина, у тебя ведь нет двоюродных?
– Есть, но они далеко. Родители… не местные.
– Да, точно. Отец твой должность здесь получил. Когда это было? Лет пятнадцать назад? – смотрит она на мужа.
– Около того, – кивает он.
– Ну а зато у нас семья огромная. Мы местные. Какие у тебя планы на лето? – интересуется она у меня.
– У меня практика, – напоминаю. – Я работаю.
– Работа в жизни женщины не главное, – говорит она. – Главное – это семья.
– Я думаю, всегда можно найти какой-то компромисс… – замечаю.
– Важно не затягивать, как я и сказала, – итожит она.
– Где ты работаешь? – интересуется отец Захара. – Напомни.
Вообще-то, я не говорила где. Просто не было повода. Бездомные животные и волонтерство здесь никому не интересно, и завладеть всеобщим вниманием за этим столом мне вообще сложно.
– Это волонтерский центр, – объясняю. – Он работает по разным-разным направлениям, но офис у них один. И я там юрист.
– Я найду для тебя нормальную практику, – легко замечает он. – Например, у Филимоновых в конторе юридической. Завтра позвоню.
Подняв лицо, я чувствую, как напрягается мое тело. Я чувствую волнение, как моя храбрость слегка скукоживается, потому что, сказав это, отец Захара не ждет от меня реакции. Не ждет, что я одобрю его идею или нет.
Посмотрев на своего старшего сына Максима, жена которого за весь ужин вообще ни единого слова не произнесла, он спрашивает:
– Ты документы с собой привез? Подпишу после ужина…
– Спасибо, – перебиваю, сжав в ладони вилку. – Но мне не нужна другая практика. Я сама выбрала эту. Мне нравится там работать.
Он переводит на меня слегка удивленные глаза, будто картина заговорила, а его супруга обращается ко мне чуть возмущенно:
– Владимир Александрович хотел тебе как лучше сделать.
– Мне не нужна другая практика, – повторяю, пока щеки под напором ее взгляда краснеют. – Спасибо за предложение, но я останусь там же.
– Свое время лучше тратить с пользой, – вступает в разговор Владимир Александрович. – В нормальной юридической фирме ты получишь больше опыта. Пообщаешься с умными людьми.
– Я каждый день общаюсь с лучшим… юристом, – напоминаю ему о том, что мой отец – главный городской судья.
– И что он думает о твоем выборе?
– Он не против, – отвечаю ему.
– Странно, – закрывает тему, оставляя меня в покое.
Захар стучит пальцами по скатерти, глядя на меня через стол.
Растягиваю губы в улыбке, которая выходит механической.
Разговор снова начинает вращаться вокруг семейного бизнеса, и успехов Захара в топовой корпорации страны, а я чувствую облегчение оттого, что обо мне забыли.
Когда мой парень везет меня домой, уже совсем стемнело. Сам он мою работу считает блажью и не интересуется тем, что у меня там происходит.
Окна моего дома темные. Только в двух горит свет. Внизу, в кабинете отца, и наверху, в спальне родителей.
Заехав во двор, Захар снимает блокировку с дверей и наблюдает за моими движениями, пока отстегиваю ремень и поднимаю с коврика свою сумку.
Ему нравится мое тело. Когда мы начали встречаться, его влечение ко мне даже немного пугало, а сейчас я привыкла, но… у меня не получается отвечать ему тем же. Бешеным влечением к его телу. Хоть я и пытаюсь это скрывать.
– Пока? – стараюсь звучать как обычно, но мне хочется вырваться из салона и почувствовать на коже теплый вечерний воздух.
Распахнуть руки и мчаться куда-нибудь до тех пор, пока из головы не выветрится этот туман, который поселился там в последние два дня!
– До завтра? – уточняет Захар.
– Завтра я работаю. И послезавтра тоже.
– Ну да, – кривовато улыбается он. – Бездомные всего мира теперь в надежных руках.
– Именно так, – отзываюсь и тянусь к дверной ручке.
Захар подается вперед и оставляет на моих губах легкий поцелуй, обняв ладонью щеку.
– Пока, – бормочет тихо, заглядывая в глаза.
Кивнув, я выскальзываю из машины, а когда захожу в дом, меня поглощает, выкручивает желание, которым мучаюсь весь этот чертов день.
Сбросив сандалии, несусь наверх, в свою комнату, где, распахнув шкаф, швыряю на пол вещи, выгребая сначала одну, а потом вторую полку, и останавливаюсь только тогда, когда в самом дальнем углу одной из них пальцы нащупывают плотную ткань черной мужской толстовки.
Она большая. На ее груди логотип известного в городе фитнес-центра. И эта толстовка никакого отношения к Захару не имеет.
Глядя на проклятый логотип, секунду держу ее на вытянутых руках, после чего комкаю и сворачиваю эту вещь в бесформенный куль, который швыряю на кресло рядом со своей сумкой. Бросаю с четким намерением завтра же отправить этот бесформенный куль в мусорный бак по дороге на работу.
Выкинуть ее на чертову мусорку!
Туда же, куда мне стоит отправить все воспоминания о ее хозяине.